Что ждет независимых журналистов в России?
17 января 202013 января отмечается профессиональный праздник журналистов – День российской печати. При этом с каждым годом журналистам в России работать все труднее: ежегодно фиксируются сотни случаев нарушений их прав – от административного давления до нападений.
Центр защиты прав СМИ* с 1996 года оказывает бесплатную правовую помощь журналистам, редакциям средств массовой информации, блогерам, в том числе представляет их интересы в судах. Директор центра Галина Арапова говорит о том, как трудно сегодня в России остаться независимым журналистом и при этом не попасть под административную, а то и уголовную статью, не “подставить” свое СМИ под неподъемный штраф и уничтожение властями.
Запретные темы и “новая цензура”
– Галина, о каких нарушениях их прав чаще всего сообщают журналисты, обратившиеся к вам за помощью?
– В 2019-м стало существенно больше претензий от Роскомнадзора практически по всем направлениям, связанным с контентом. На журналистов по факту оказывается мощное административное давление в плане того, о чем они могут писать, а о чем нет. Касается это и коротких новостей о суицидах (запреты устанавливает закон “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” ), детях – жертвах преступлений, о проблемах наркомании. Но касается и больших серьезных материалов. Например, о проблемах паллиативной медицины, когда умирающему от рака не предоставляют необходимые обезболивающие средства и он, не в силах терпеть боль, добровольно уходит из жизни… С нынешними ограничениями обсудить это как социальную проблему становится невозможно. Понятно, что это форма цензуры: количество “нежелательных” тем растет как грибы после дождя, а редакции вынуждены сверять свою работу с возрастающими полномочиями Роскомнадзора. Журналистам легче вовсе не поднимать ту или иную тему, чем потом метаться – отвечать Роскомнадзору, бояться блокировки сайта и т. д. Все это, безусловно, влияет и на разнообразие, и на качество журналистки и является вторжением в деятельность СМИ. В свою очередь и в журналистской среде растет возмущение: чего от нас хотят – чтобы мы просто переписывали пресс-релизы, присланные властью?
– Работу журналистов часто затрудняет отказ какого-либо ведомства от комментариев или затянувшиеся сроки официального ответа, причем часто он оказывается не более чем отпиской…
– Журналисты уже особенно и не рассчитывают на официальные ответы, ищут информацию в других источниках. Но в последний год в разных регионах появлялись новые и все более изощренные способы ограничить доступ СМИ к получению нужных им сведений.
Вводятся, например, хитрые правила аккредитации, направленные на то, чтобы не пустить в органы власти конкретные СМИ или даже конкретных журналистов. Например, в заксобрании Санкт-Петербурга в порядок аккредитации внесли совершенно невероятную поправку: журналист, в отношении которого проводится проверка на предмет совершения уголовного преступления, лишается аккредитации. То есть даже уголовное дело еще не возбуждено, а человека уже “не пущают”. Так вот, сделано это было, чтобы не допустить в ЗС журналиста Сергея Кагермазова, у которого выходили статьи критической направленности о работе региональной власти: он как раз находился под такой проверкой. Но самое фантастическое, что заявление на Кагермазова в правоохранительные органы написал сам же председатель ЗС – попросил проверить, не уклоняется ли журналист от службы в Вооруженных силах. А когда проверка по его заявлению началась, как раз и были внесены поправки в правила аккредитации… В Питере и суды отличились: по новым правилам представители СМИ должны предупреждать пресс-службы о намерении присутствовать на открытых судебных заседаниях. Но, собственно, с какой стати? На открытые процессы в качестве слушателя может прийти любой гражданин, и журналист в том числе. В то же время в суде, если не захотят присутствия на процессе “неудобных” СМИ, заседание могут попросту перенести.
Дан четкий сигнал: эти темы не трогать
– В данных Фонда защиты гласности за 2018 год упоминается о 126 случаях задержания журналистов полицией и другими силовыми ведомствами. В этом году много было таких случаев?
– В связи с активными протестными акциями 2019-го появилась такая тенденция – журналистов, которые приходят освещать митинг или пикет, правоохранительные органы рассматривают как участников акции и загребают вместе со всеми. Хотя журналист не участник – он профессиональный наблюдатель, его работа в том, чтобы задокументировать события и рассказать о них. Иногда органы делают хитрее – и Питер здесь опять впереди планеты всей: тех, кого определили как журналистов, оттесняют от общей массы куда-нибудь в закрытый двор, не трогают, но и не допускают к месту событий, то есть не дают работать. Были и случаи, когда журналиста сажали в машину – не задерживали, а просто катали пару часов по городу и высаживали, когда важное событие заканчивалось…
– В последнее время все чаще появляется информация об административных и уголовных делах, возбужденных в связи с профессиональной деятельностью журналистов. Таких случаев действительно стало больше или о них сейчас просто чаще пишут?
– В 2019 году было много судебных процессов по диффамации – распространении в СМИ порочащих (или якобы порочащих) сведений. Причем намного больше стало исков даже не к журналистам, а к блогерам. Мы связываем это с тем, что в регионах средства массовой информации, особенно печатные, находятся в колоссальной зависимости от власти и материалы на многие важные темы публиковать не могут, а вот у блогеров таких ограничений нет. Часто они остаются, по сути, единственным голосом свободной, пусть и не очень профессиональной, но журналистики. Мы им тоже стараемся помогать: крайне важно, чтобы общественно значимые темы не замалчивались. Ведь ложь – это не только когда вам врут, но и когда замалчивают какие-то вещи.
В 2019 году большой резонанс вызвали два уголовных дела в отношении журналистов, оба вел и ведет адвокат Тумас Мисакян, который сотрудничает с нашим центром. Первое – дело главреда калининградского издания “Новые колеса” Игоря Рудникова. По обвинению в вымогательстве крупной суммы у экс-главы калининградского Следкома Виктора Леденева прокуратура требовала для Рудникова 10 лет строгого режима, полтора года он провел в СИЗО. В его издании вышел материал о богатом особняке Леденева, который, заявляли журналисты, никак не мог быть построен на его официальную зарплату. Вскоре Леденев заявил, что редактор якобы требует у него 50 тыс. долларов за то, чтобы не публиковать продолжение расследования. “Да мы уже всё опубликовали, у нас ничего и нет больше”, – говорил журналист, но это, естественно, следствие не убедило. В июне 2019 года Рудникову переквалифицировали статью на “Самоуправство” (в наших реалиях это можно считать оправдательным приговором), суд приговорил его к обязательным работам, но от наказания освободил – зачел время, проведенное в СИЗО. Рудников был освобожден в зале суда. А Леденева через два месяца после этого сняли с должности…
И конечно, это дело Светланы Прокопьевой, которое сейчас вернули на доследование. Журналистка в своем материале рассуждала о том, какие причины могли подтолкнуть юного жителя Архангельска, взорвавшего бомбу в здании регионального ФСБ, к совершению этого страшного преступления, – имела право на такие размышления и как человек, и как сотрудник СМИ. Но это было квалифицировано как оправдание терроризма…
Еще один случай из той же серии – первое в стране административное дело о “фейковых новостях”, или о злоупотреблении свободой информации, в отношении Михаила Романова, журналиста газеты “Якутск вечерний”. Во вступлении к материалу о молодом человеке, попавшем под уголовную статью за комментарии в интернете, Романов написал: “Это история про то, что каждый может попасть в жернова государственной машины. И про то, что Большой Брат бдит, читает все комментарии на форумах”. Эта фраза стала поводом для заявления, написанного на Романова участковым полицейским, который счел, что она “содержит скрытые вставки, воздействует на подсознание людей и оказывает на них вредное влияние”. А затем и для штрафа в 30 тыс. рублей. В декабре 2019-го апелляционный суд отменил это решение за недоказанностью вины…
Не то чтобы дела против журналистов раньше не возбуждались. Но сейчас это воспринимается как демонстративная публичная порка, чтобы другие боялись. Если такое преследование начинается, журналисту очень сложно защищаться – это дорого, долго, он остается один на один с огромной государственной машиной. А в подобных случаях государство очень редко идет на попятную и признает свои ошибки. Фактически оно подает сигнал журналистам и блогерам: вот эти темы лучше не трогать, а еще лучше – даже и не думать в этом направлении. Хотя ни в одном законе мы не найдем, что какие-то темы в материалах СМИ обсуждать нельзя.
А писать о преследованиях журналистов действительно стали больше. Лет десять назад считалось: ну зачем мы будем рассказывать читателям о своих внутренних проблемах? Ситуация изменилась, журналисты считают: общество – то есть их читателей – такие вещи должны волновать. Ведь чем больше наезжают на журналистов, тем в больше степени и общество оказывается дезинформированным.
“Если вас не трогают, возможно, вы никому не интересны”
– Недавно принятый закон о физлицах-иноагентах тоже своего рода сигнал: мол, на любого найдется управа, если что?
– Этот закон настолько невнятно и витиевато прописан, что даже профессиональному юристу продраться через его текст невозможно, это настоящее мучение. При этом там содержится масса совершенно абсурдных вещей: как, например, можно принудить человека учредить юридическое лицо, если по действующему законодательству это его право, но никак не обязанность? Как будет выглядеть механизм этого принуждения? Но о чем тут говорить, если у нас в обществе, как выясняется, нет даже четкого понимания, что такое “информационные материалы”, которые должен распространять потенциальный иноагент? Недавно нас в настоящий шок поверг случай в Барнауле: там едва не оштрафовали правозащитную организацию, имеющую статус иностранного агента, за визитки и пустые бланки, которые эта организация заказала напечатать в типографии. Какой-то бдительный работник типографии обнаружил, что на этих пустых бланках нет маркировки “иноагента”, и сообщил куда следует. Вот эти визитки и бланки тоже были признаны “информационными материалами”… Пока совершенно ясно лишь одно: попадание человека в список иноагентов будет зависеть прежде всего от того, насколько его деятельность раздражает госорганы. Дальше можете дать полную волю своей фантазии – не ошибетесь.
– Насколько сами журналисты знают свои права и готовы защищать их?
– Защитой прав журналистов мы занимаемся 24 года, и могу сказать, что сейчас правовые тренинги востребованы как никогда. За год мы вдвоем с юристом нашего центра Светланой Кузевановой провели их 90 в разных регионах России. Видимо, это из серии – “гром не грянет – мужик не перекрестится”. Гром грянул. Журналисты видят, что им предъявляют самые невероятные претензии, и понимают, что, если они не будут знать какие-то вещи, это обернется проблемами и для них, и для их редакций.
Некоторые главные редакторы необходимости в правовом просвещении не видят: мол, раз нам до сих пор не прилетело, так и бояться нечего. Но если не прилетело, еще не значит, что вы все делаете правильно. Возможно, просто очередь до вас не дошла. Или же вы пишете на темы, которые никому не интересны и не нужны.
Источник: Юлия Старинова, Север.Реалии**
*Центр защиты прав СМИ признан в России организацией, выполняющей функции иностранного агента.
**Министерство юстиции России внесло корпорацию РСЕ/РС и некоторые ее проекты в свой реестр зарубежных средств массовой информации, объявленных “иностранными агентами”. РСЕ/РС не является “агентом” ни одного из правительств и считает это решение несправедливым и юридически спорным.